Андрей Звягинцев – автор самого громкого за последний год
события в российском (и, вероятно, всем мировом) кинематографе -
труженик, каких мало, большой художник (каковых еще меньше). Каждый
свой фильм он вынашивает и выращивает так, что иным родителям не
зазорно брать с него пример. «Левиафан», по признанию самого
режиссера, дался особенно трудно. По трудам и награды - есть
все-таки справедливость на этом свете.
Но
справедливость, как водится на этой грешной земле, имеет локальный
характер, и вот уже совсем рядом образуется большая, гнетущая
несправедливость. В интервью, последовавшими за получением
«Золотого Глобуса» (заслуга выше всяких похвал!), Звягинцев
сетует: «Не понимают. Не понимаю». Это он оспаривает поверхностный
характер восприятия своего творения зрителями (среди которых и
профессионалы кинокритики) и - как будто бы, искренне - не разумеет
замалчивания его успеха федеральными СМИ и профильным Министерством
(культуры).
Между тем,
странно видеть это недоумение художника, осуществившего столь
продуманное кинополотно о сокрушении человека сверхмогущественным
«существом», от века не ведающем пощады к малым мира сего. Досаду и
огорчение режиссера – после стольких трудов и очевидного признания в
мире - понять можно. Но трудно избавиться от ощущения, что он
целиком подобен своему герою Николаю: тот тоже не понимает,
за что его так жестоко наказывают, да и вообще: что происходит – к
концу истории он решительно не способен понять.
Еще
менее понятно Николаю, что небрежным своим отношением к сыну,
неразборчивостью в друзьях, потребительским отношением к жене и,
главное, своим невниманием к глубинному устройству мира, он сделал
все, от себя зависящее, чтобы в критических обстоятельствах его
маленький мир был стремительно раздавлен внешними силами. В фильме,
похоже, весьма религиозном по замыслу, кажется, не хватило именно
этой, новозаветной, цитаты: «…всякое царство, разделившееся само
в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе,
не устоит» (Евангелие от Матфея, 12:25).
В
родной стране режиссера Андрея Звягинцева многие невзлюбили за этот
фильм. На его месте они хотели бы видеть что-то другое – скорее,
торжествующее, нежели такое вот сокрушенное и безнадежное. И готовы
запретить, разнести в клочья этот «срам» и «уныние», а впредь
требуют давать государевы деньги только на то, что будет вызывать
гордость, одаривать положительными примерами, вселять надежды.
Мы все
это видели – в обсуждаемом фильме. Была у мужика избушка, и кому-то
она помешала строить что-то свое, важное, великое. Снесли избушку,
построили храм. Теперь там читается проповедь, «и все так чинно,
благородно». А мужик… ну, не понимает мужик, что он делал не так.
Поймет ли? Про это в фильме ничего не говорится. Да и какая уже
разница? Победил человека Левиафан, как побеждал всегда и побеждать
будет. «Нет на земле подобного ему; он сотворён бесстрашным; на
всё высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости»
(Книга Иова, 41:25-26). Потому и конец фильма именно таков - иного
не суждено. Все, как в жизни, нет?
Поэтому, наблюдая текущие реакции автора самого обсуждаемого фильма
года (фильма, в котором чего-чего, а понимания суровости нашей жизни
хоть отбавляй), невольно приходят на ум слова из все той же, без
устали поминаемой (в связи с новоявленным "Левиафаном") Книги
Иова (глава 42-ая, 3-й стих): "Так, я говорил о том, чего не
разумел". И это лишний раз доказывает: сколь ни всесилен
Левиафан, смириться с его властью нам не дано, и в каждой новой
схватке с ним неизбежно будем мы, несогласные и поверженные,
вопрошать - за что?